Helfpoison Helfp | @helfpoison-helfp

Helfpoison Helfp

8 Posts Total

0 Property Listings

Add Friend

Message

in ,

Posted 8 Months Ago

8 Posts Total

Главная идея была – снимать бабочек в жизни, как знаменитый С. Бофуа; но еще раньше, когда, бывало, собираешь коллекцию, на такое наткнешься, в лесу ли, в поле, – не поверите, чего только парочки не выделывают, и места себе выбирают, постеснялись бы; так что эта мысль тоже была.
Конечно, случай с той женщиной меня все таки расстроил, правда, были и еще всякие обстоятельства. Вот, к примеру, тетушке Энни вздумалось отправиться морем в Австралию, повидаться с сыном и навестить своего другого, младшего брата, Стива, с семьей. Ей взбрело в голову, что и я должен поехать. Но я ведь уже говорил, они с Мейбл надоели мне до смерти. Нет, я их не возненавидел, ничего подобного, но видеть их больше не хотел. Да и всюду всем сразу ясно было, что они такое, яснее даже, чем мне самому. Мелкие людишки, которые никогда до тех пор из дому носа не высовывали. Ну, к примеру, они требовали, чтобы мы всегда все делали вместе и чтоб я докладывал им, где был и чем занимался, если вдруг часок проводил без них.
Ну, после того, о чем я уже рассказывал, я им заявил, что не еду в Австралию. Ну, они не слишком возмущались, наверно, дошло наконец, что денежки то мои.

* * *

В первый раз я отправился искать Миранду после того, как съездил в Саутгемптон, проводить тетушку Энни. Если точно, то это было десятого мая. Конкретных планов у меня не было. Правда, тетушке и Мейбл я сказал, что, может, уеду за границу, но на самом деле ничего еще для себя не решил. Тетушка Энни перепугалась, устроила мне перед отъездом серьезный разговор, что, мол, она надеется, я тут не женюсь, то есть пока она не познакомится с невестой. Распространялась про то, что деньги, разумеется, мои и жизнь тоже моя, и какой я щедрый и великодушный, и всякое такое, только сразу было видно, она до смерти боится, что я женюсь на ком нибудь и они потеряют все эти деньги, которых они, видите ли, так стыдятся. Я ее не осуждаю, это естественно, особенно когда у тебя дочь калека. Я вообще то считаю, таких, как Мейбл, надо безболезненно умерщвлять, впрочем, это к делу не относится.
Я думал что сделать (я уже подготовил все заранее, купил самое лучшее в Лондоне оборудование), я думал отправиться в какую нибудь местность, известную редкими видами и мутациями, и подобрать соответствующие серии для коллекции. Ну то есть поехать и пожить там сколько вздумается. Мне нужно было много чего собрать: несколько парусников, например махаона, большую синюю голубянку, редкие фритилларии, вересковую и селену, и всякое такое. Многие коллекционеры у нас могут позволить себе роскошь заняться всем этим только раз в жизни. Ну, еще я хотел заняться разными видами молей. Подумал, теперь то могу себе это позволить. Еще до того, как мои родичи уехали, я стал учиться водить машину (брал уроки) и купил себе фургон, специально оборудованный для поездок.
Что я хочу сказать, я не планировал везти ее сюда, ко мне в гости, когда получил эти деньги, это случилось совершенно неожиданно.
Ну, конечно, избавившись от тетушки Энни и Мейбл, я купил все те книжки; некоторые из них… ну, я просто не подозревал, что такое может быть, и между прочим, все это было мне отвратительно, я подумал, вот сижу взаперти в гостинице с этой гадостью, и все это так не похоже на мои мечты о нас с Мирандой. И вдруг я понял, что в своих мыслях о ней вроде совсем исключил ее из своей жизни, вроде мы не живем всего в нескольких милях друг от друга (я тогда переехал в гостиницу в Пэддингтоне), а ведь у меня не так уж много времени, чтобы выяснить, где она, не всю ведь жизнь мне ее искать. Ничего такого трудного и не оказалось, нашел в телефонной книге Художественное училище Слейда и отправился туда утром в своем фургоне – ждать. Фургон, пожалуй, был единственной роскошью, которую я себе позволил. Я купил его, чтобы можно было все оборудование с собой возить в поездках по сельской местности, в заднем отделении было специальное устройство – откидная койка гармошка, ее в любой момент можно было растянуть и лечь спать, и я еще подумал, если купить такой фургон, можно будет не таскать за собой повсюду тетушку и Мейбл, когда они вернутся.

HELFpoison

Helfpoison Helfp | @helfpoison-helfp

Helfpoison Helfp

8 Posts Total

0 Property Listings

Add Friend

Message

in ,

Posted 1 Year Ago

8 Posts Total

Рождение второго ребенка закрепило за Андреем статус обеспеченного примерного семьянина, с Татьяной они жили душа в душу, случавшиеся иногда ссоры – а как же без них – были несерьезны и не омрачали их тихое семейное счастье. Когда обе девочки пошли в школу, Татьяна тоже захотела выйти на работу. Особой надобности в дополнительном заработке семья не испытывала – работая фактически на трех работах, Андрей даже умудрялся откладывать деньги на новую квартиру – о будущем дочек надо было думать заранее. Казалось, белая полоса в жизни Андрея будет длиться вечно, плавно перейдя в счастливую старость, как в сказке – и жили они долго и счастливо… Микроавтобус с женой и обеими дочками, проезжая по мосту, сбил ограждение и упал в реку. Водитель ли уснул за рулем, или была виновата старая, не раз ремонтировавшаяся техника – установить не удалось, водитель погиб вместе с пассажирами. Жизнь остановилась. С института Андрей уволился – ежедневно смотреть на сочувствующие лица коллег было выше того, что он мог вынести. И пусть учить работников конторы он все ещё продолжал, вести свои группы Батя Андрею не дал – достаточно было взглянуть в пустые бездушные глаза, чтобы начать серьезно опасаться за здоровье его учеников. Андрей стал целыми днями пропадать в спортивном зале, с головой уйдя в тренировки, возможно, для того, чтобы попытаться снова найти потерянный смысл в жизни.

Денег теперь хватало с лихвой, да и тратить их было особо некуда. Самому Андрею многого не требовалось – неприхотливый, он одевался чисто, но неброско, в ресторанах не питался, вторая квартира ему была уже не нужна. Неизвестно, чем бы закончилось это бесцельное и бездумное состояние, если бы Батя не стал ежегодно заставлять его брать отпуск и уматывать “к черту на рога”. Искомое место нашлось на бескрайних сибирских просторах, на холме у излучины тихой прозрачной сибирской реки, в тайге, в сотнях километров от ближайшего человеческого жилья. Добираясь поездом до Иркутска, Андрей закупал продукты и на попутках добирался до верховьев Лены. Оттуда сплавлялся на катамаране вниз по течению на пару сотен километров, в глухую тайгу, чтобы на прибрежном покрытом вековыми елями холме с лысой верхушкой на месяц слиться с девственной природой. Обратно возвращался, сплавляясь до Усть-Кута, чтобы там пересесть на проходящий поезд. Три года Андрей в конце лета неизменно проводил свой отпускной месяц, встречая и провожая солнце, медитируя на вершине безымянного холма.

Вот и сейчас Андрей повторял ритуал, ни на йоту не изменившийся за последние две недели. Солнце уже взошло, начало ощутимо припекать, капельки воды испарились с неподвижного загорелого тела. Плавным движением Андрей поднялся, потянувшись и разминая немного затекшие от неподвижности ноги, и не спеша стал спускаться с вершины холма к реке. Надо ещё поплавать, размяв мышцы, затем наловить рыбы, приготовить обед, и до самого вечера посвятить себя тренировке, чтобы, омыв разгоряченное, просоленное многочасовыми истязаниями тело, подняться на холм для проводов уходящего дня.

Спустившись к песчаному пляжу, Андрей обошел привязанный к берегу катамаран, снял и положил в него плавки, оставшись голышом, зашел по грудь в воду и, мощными гребками удаляясь от берега, поплыл против течения. Километр – не такая уж и большая дистанция, Андрей осилил её довольно быстро и уже собирался возвращаться в лагерь, как вдруг солнце померкло, закрывшись стремительно опускающейся тенью, на спину навалилась свинцовая тяжесть, вдавливая его в реку и судорожными спазмами сжимая легкие… Очередной натужный вдох погнал в легкие не воздух, а воду, в глазах помутилось и сознание провалилось в спасительную темноту…

HELFpoison

Helfpoison Helfp | @helfpoison-helfp

Helfpoison Helfp

8 Posts Total

0 Property Listings

Add Friend

Message

in ,

Posted 1 Year Ago

8 Posts Total

Андрей едва сдержался, чтобы не сказать прокурору в лицо всё, что он думал и о нём, и о выполняемой им работе. Мысленно сосчитав до десяти и выдохнув, кипя внутри от возмущения, но внешне спокойно, Андрей ответил:

– Вы не поверите, товарищ прокурор, но за свою пусть и недолгую, но весьма интересную и благодаря таким, как Вы, увлекательную жизнь я не убил ни единого человека.

– Вот даже как? А как же два трупа и один инвалид в вашем уголовном деле? Или у меня плохо со зрением?

– Повторяю. Ни одного человека. А они – не люди. Подонки. Звери. Отморозки. Кто угодно – но не люди.

– В армии тоже не люди?

– Тоже. В армии нет людей. Есть свои солдаты и чужие враги. Тоже, кстати, солдаты. Я убивал врагов, как приказывали мне отцы-командиры. Или Вам, товарищ прокурор, незнакомо понятие присяги?

– Вот даже как… Идейный, значит… Ну смотри, идейный, я тебя предупредил. Условный срок на тебе висит, ещё одного убитого или покалеченного тебе никто не простит.

– А что же мне делать, если на меня опять нападут?

– Да что угодно! Можешь убегать, можешь звать на помощь, можешь хоть сам себя убить. Это твоё право и твой выбор. Тебе нельзя одного – попадать к нам ещё раз. Помни – место в тюрьме под тебя уже зарезервировано…

Показывая, что разговор закончен, прокурор важно повернулся и шаркающей походкой пошел по коридору. Андрей двинулся в другую сторону, к выходу, лишь на улице глубоко вздохнув, хмелея от аромата свежего воздуха после спертой, душной атмосферы суда.

История имела продолжение, хотя Андрей не любил об этом вспоминать. Убитые им бандиты входили в организованную банду, занимавшуюся заказными убийствами, грабежами и вымогательствами, и потерю трех своих бойцов от какого-то лоха посчитали личным оскорблением, решив разобраться с обидчиком в своем стиле. Андрей, правда, был уже учёным, поздними вечерами и по безлюдным улицам Татьяну не водил, сосредоточившись на дневных прогулках по выходным и домашних посиделках на квартире у Татьяны, у которой, из предосторожности, заказал двойную стальную входную дверь с усиленным засовом, глазком, переговорным устройством и двумя замками сейфового типа. Проинструктировав Татьяну о недопустимости одиночных хождений по вечерам и открытий двери незнакомым лицам, без разницы, кем там они представляются, минимальные требования по Татьяниной безопасности Андрей посчитал выполненными и сосредоточился на ловле на живца – в последние дни он неоднократно затылком чувствовал на себе чьё-то пристальное недоброе внимание. В довершение ко всему перспективным кадром вдруг заинтересовались вербовщики из серого дома – скорее всего, бывшая контора глубинного бурения заинтересовалась его специфическими боевыми умениями. Однако работать наемным киллером, пусть даже на службе у государства, Андрей не желал, в мягкой форме, памятуя о возможности сильно осложнить ему жизнь в случае резкого отказа, пояснив вежливым людям в штатском, но с явной военной выправкой, что в данный момент он хотел бы спокойно закончить учебу и завести семью, поэтому в ближайшие два года он не видит перспектив сотрудничества, однако в дальнейшем, возможно, ситуация может измениться…

Ловля на живца принесла свои плоды – в один из поздних дождливых вечеров его подловили на пустынной улице, практически там, где Андрей и ожидал нападения -специально не меняя своего ежедневного вечернего маршрута, именно в этом месте он уже несколько раз ловил на себе чужое внимание. Встреча закончилась ещё несколькими трупами – оставлять лишних свидетелей Андрей не желал, но в этот раз обошелся без крови, нанося точные смертельные удары по определенным точкам и сворачивая накачанные шеи. Последнего бандита, оглушив, оттащил за гаражи и, допросив, ликвидировал, погасив сознание точным ударом ладонью по затылку и пережав сонную артерию. Одежду и обувь Андрей выбросил, заскочив на пять минут домой переодеться, чтобы потом, укатив на другой конец города, выбрать несколько мусорных баков в новостройках.

То ли он хорошо уничтожил улики, то ли помогли ребята из конторы – в милиции тоже не дураки работали, даже без улик смогли сложить два плюс два – очень уж характерным оказался почерк убийств, но от него отстали. Как потом объяснил подошедший к нему после института молодой неприметный мужчина – он действительно чисто сработал, не оставив следов. Доблестная милиция, конечно же, догадывалась о личности убийцы, однако ни явных, ни даже косвенных улик не было, а выбивать показания из него не стали – прикрыла Контора, деликатно предупредив, что Андрей – их клиент, и тронуть его позволят лишь в том случае, если у следствия есть прямые доказательства его виновности. Контора же прикрыла его и от бандитов, намекнув, что Андрей обладает полной информацией по всей их банде, и если нападения не прекратятся, контора даст Андрею полный карт-бланш на их ликвидацию, известив, соответственно, об этом милицию. В завершение следователю, ведущему дело, было открыто предложено аккуратно прикрыть дело, а буде не захочет – то вести его строго по закону, оставив все свои догадки о личности киллера при себе и сосредоточившись на поиске конкретных фактов, без которых контора не позволит предпринимать против Андрея каких-либо шагов… Более того, если следователь вдруг решит, расследуя дело, преступить закон, то на скамье уже окажется он сам, и условным сроком он не отделается – Контора гарантирует. Без явных улик и без возможности применить силу и выбить из Андрея признательные показания, да и ещё под надзором Конторы, дело однозначно уходило в глушняк, и его благополучно отправили пылиться на дальнюю полку. Черная полоса закончилась, напоминая о себе лишь шрамами да перспективой предстоящей встречи с Конторой…

HELFpoison

Helfpoison Helfp | @helfpoison-helfp

Helfpoison Helfp

8 Posts Total

0 Property Listings

Add Friend

Message

in ,

Posted 1 Year Ago

8 Posts Total

Чего встала? А ну шагай, остроухая! Они пробирались сквозь унылые заросли – листья и трава казались покрытыми пылью, хотя откуда здесь пыль? Липы и клены соседствовали с соснами, грабами и пихтами – результат всеобщего магического хаоса в годы Войны с Дану, о которой людские менестрели поют на каждой ярмарке, на каждом торжище и на каждом постоялом дворе.

Уцелевшие Дану стараются по мере сил о ней не вспоминать.

– Куда идти, господин Онфим? – еще одна жалкая попытка самозащиты. Не хозяин, а господин, просто вежливое обращение…

– Не прикидывайся, что не знаешь, остроухая. Веди меня в Друнг! В самую глубь! Ты чувствуешь его, я знаю. Веди!

Агата коротко поклонилась. Закрыла на миг глаза, отрешаясь от больного, злобного леса, жалкой на него пародии, что окружал ее сейчас; чувства девушки-Дану потянулись вперед, к недальним холмам, где из каменных гротов еще текли быстрые, незамутненные ручейки, где на косогорах еще высились настоящие Lhadann Naastonn, Истинные Деревья, где все иное, даже воздух…

Там, где родина Дану.

Лес отозвался тотчас же – слитным гудом исполинских ветвей, нежным трепетанием не знающей увядания листвы (когда Дану отступили, Lhadann Naastonn научились сбрасывать листву на зиму – наивная попытка защититься от гнева хумансов, чей закон «Уничтожь незнакомое!»).

Онфим держался позади Агаты в трех или четырех шагах. Правая рука на эфесе сабли; левая сжимает костяной стек. Наслышан о чудовищах Друнга, зародившихся из останков злой магии, что огненной метлой прошлась по твердыне древнего народа?

Сама Агата толком об этом ничего не знала, но надеялась, что ее кровь, кровь Дану, послужит надежной защитой. Так уже случалось, и притом не раз.

Мало-помалу изуродованный человеческий лес отступал. Среди сорной травы мелькнула пушистая метелка Ssortti, на ветвях вполне обычного дубка алел кружевной венчик Doconni, а вот и первый куст голубой Auozynn, – считай, пришли.

«Здравствуй, Друнг. Человеческая гортань не в силах передать созвучия твоего истинного имени: Dad'rrount'got. Даже примитивное Дадрроунтгот (хотя и оно не имеет почти ничего общего с твоим настоящим прозваньем) слишком сложно для них. Друнг! Кличка собаки, или племенного быка…

Ну вот, ты и начался, Dad'rrount got. Я ступаю по твоей земле, а шея моя охвачена злым человечьим железом. Наговорным железом. И я бессильна против него. Я могла умереть, но мне были завещаны жизнь и месть. И потому я веду этого грязного хуманса, чье дыхание зловонней разлагающейся мертвечины. Прости меня, Великий Лес, прости свою ветреную внучку, она слишком долго пела и танцевала… Но теперь она платит по счетам всего племени Дану».

– Мы на границе Друнга, господин Онфим.

– Старайся, остроухая, и, быть может, проживешь сегодняшний день без порки. Давай веди дальше! Веди, кому говорят!

Если Онфим и был удивлен открывшимся ему зрелищем, то виду не показал.

Друнг начался. Исчезли кривые, изломанные стволы, изглоданные вредителями чахлые листья. Шуршащие кроны вольно распахнулись над головами, зазвенели птичьи голоса. До колен поднялась мягкая ароматная трава (и это в октябре!), истинная oend'artonn, чья целебная сила поспорила бы с любой алхимичьей отравой. Деревья становились все выше, их ветви сплетались, но внизу, подле могучих корней, окруженных молодой порослью подлеска, не темнело – еще одно чудо Леса Дану.

«Как странно… Лес жив. Dad'rrount'got жив, несмотря на падение всей магии Дану, несмотря на то, что его дети истреблены и рассеяны… Что-то хранит тебя, Великий Лес, что-то уберегает тебя от полной гибели… Но что – вот вопрос…»

– Шагай, данка, шагай. Веди меня в сердце Друнга, – повторил за спиной господин Онфим

HELFpoison

Helfpoison Helfp | @helfpoison-helfp

Helfpoison Helfp

8 Posts Total

0 Property Listings

Add Friend

Message

in ,

Posted 1 Year Ago

8 Posts Total

Здоровенный фургон господина Онфима-первого тянула аж шестерка запряженных парами лошадей. На передке восседал Еремей – заклинатель змей; впрочем, сейчас он не восседал, а как раз напротив, подпрыгивал и размахивал руками.

– На головном! Помолились ужо, аль нет? Господин Онфим спрашивают! И еще – слухай сюды! Господин Онфим данку немедля к себе требуют!

– Помолились, помолились, – буркнул Нодлик.

В мутноватом взгляде Кицума, устремленном на Агату, мелькнуло нечто похожее на сочувствие.

Хозяин бродячего цирка имел несчастье проснуться слишком рано. Обычно в пути он продирал глаза не ранее полудня. Молился; после чего брался за дела. Собственно говоря, это означало неприятности для всех без исключения артистов, в том числе и для братцев-акробатцев; лишь Смерть-дева, с энтузиазмом согревавшая господину Онфиму-первому по вечерам постель, могла чувствовать себя в относительной безопасности.

Здесь, посреди Суболичьей Пустоши, с висящим на плечах Смертным Ливнем, быть вышвырнутым из фургонов означало верную гибель. Господин Онфим и так был в ярости оттого, что добрую четверть сезонной прибыли пришлось отдать острагскому магу, наложившему на лошадей заклятье неутомимости.

Девушка-Дану скользнула за борт фургона, точно стремительная ласка. В ее движениях сквозила нечеловеческая гибкость и плавность, казалось, она не бежит, а течет, точно ручеек.

Обернувшийся Троша проводил Агату долгим взглядом и со вздохом причмокнул губами.

– Ну достанется ж сейчас этой стерве! – злобно хихикнула Эвелин. – Так я не пойму, мы что, без завтрака остались?

– Переживешь, – бросил невозмутимый Кицум. Как ни странно, он не торопился прикладываться к бутылке – то ли запасы и вправду иссякли, то ли ему во сне явился сам святой Сухорот, ненавистник пьющих.

Эвелин скривилась, однако смолчала – они как-то попытались вместе с Нодликом устроить клоуну «темную». Жонглер отлеживался неделю, а Эвелин пришлось изрядно раскошелиться, чтобы чародейка-косметичка исправила ей известную асимметрию физиономии. Больше задевать Кицума они не решались.

Гнев свой женщина немедля выместила на Нодлике. Втянув голову в плечи, тот принялся за стряпню.

Агата ловко увернулась от хлестнувшего совсем рядом кнута. Заклинатель змей разочарованно чертыхнулся.

– Доброе утро, господин Еремей, – медовым голоском пропела Агата, ухитрившись на бегу сделать реверанс. Ухватилась за борт повозки и одним движением оказалась внутри.

В фургоне господина Онфима было тепло. Печек тут имелось целых две, причем одна – обложенная камнями. В обоих уже горел огонь. Возле печек толкались братцы-акробатцы, крайне раздосадованные таким оборотом событий. Физиономии у обоих покрывала сажа.

Господин Онфим возлежал на сундуке-кассе, покрытом в четыре слоя одеялами. Рядом суетилась Таньша-Смерть, поднося дымящиеся плошки.

Да, небывалое дело. Господин Онфим погнал свою любовницу готовить! Обычно этим занималась рабыня-Дану; сегодня, видать, случилось что-то особенное.

Утруждать себя приветствиями хозяин цирка не любил. Даже с Таньшей он разговаривал, как правило, так: «Ну, готова? Сколько ждать можно? Задирай юбку, стерва, и нагибайся! А вы отвернитесь, скоты…»

– Мы проезжаем остатки Друнгского Леса, – прошипел Онфим. – Сейчас сделаем остановку. И пройдемся. Вдвоем с тобой. Бери свои причиндалы. Да не заставляй меня ждать! Не то…

– Да, господин Онфим, – Дану низко поклонилась.

HELFpoison

Helfpoison Helfp | @helfpoison-helfp

Helfpoison Helfp

8 Posts Total

0 Property Listings

Add Friend

Message

in ,

Posted 1 Year Ago

8 Posts Total

Церемониальный камень бронзового века оказался плоской цельной глыбой примерно семи футов в длину, трех в ширину и столько же в высоту. Поле вокруг него грубо перекопали бульдозерами — не так давно, если судить по мягкости почвы, — но «подушку» вокруг камня оставили нетронутой и теперь он словно остров торчал над перепаханной землей. На его вершине посреди крапивы и высокого бурьяна лежало что-то белое и синее.

Это была не Джеми. Я уже догадался об этом раньше — иначе Кэсси подошла бы ко мне и рассказала, — но все равно внутри у меня похолодело. У девочки были длинные темные волосы, одна прядь косо лежала поперек лица. В первый момент я увидел только волосы. Даже не сообразил, что тело Джеми не могло так хорошо сохраниться.

По дороге я разминулся с Купером — он двинулся назад к шоссе и при каждом шаге, как кошка, отряхивал ногу. Криминалисты делали снимки и сыпали на камень порошок, чтобы снять отпечатки пальцев; местные полицейские переговаривались с парнями из морга, уже притащившими носилки. По траве были рассыпаны треугольные маркеры с цифрами. Возле плоской глыбы, присев на корточки и что-то разглядывая на ее кромке, пристроились Кэсси и Софи Миллер. Я сразу узнал Софи: ее прямую осанку ни с чем не перепутаешь, даже под рабочим комбинезоном. Софи — мой любимый криминалист. Стройная, смуглая и сдержанная, в белой шапочке она похожа на сестру милосердия, которая под грохот канонады склоняется над раненым солдатом и шепчет ему что-то ласковое, смачивая губы водой из фляжки. На самом деле это резкая и нетерпеливая особа, способная одним словом поставить на место кого угодно, будь то прокурор или суперинтендант. Мне нравятся подобные контрасты.

— Как дела? — спросил я, остановившись перед лентой. Нельзя заходить на место преступления, пока не разрешат парни из Бюро.

— А, Роб! — откликнулась Софи, выпрямляясь и снимая маску. — Мы сейчас.

Кэсси оказалась рядом первой.

— Ее убили день-два назад, — тихо сообщила она, пока не приблизилась Софи. Вид у нее был бледный — смерть детей всегда действует на нервы.

— Спасибо, Кэсс, — отозвался я. — Привет, Софи!

— Привет, Роб! Вы с Кэсси задолжали мне выпивку, помните?

Месяца два назад мы пообещали угостить ее коктейлем, если она поможет быстро сделать анализ крови. С тех пор мы повторяли: «Надо как-нибудь встретиться», — но дальше слов дело не шло.

— Если поможешь на сей раз, мы заплатим за весь обед, — улыбнулся я. — Что тут у нас?

— Белая девочка, от десяти до тринадцати лет, — сказала Кэсси. — Документов нет. В кармане есть ключ — вероятно, от квартиры, точно неизвестно. Голова у нее разбита, но Купер нашел кровоподтеки на шее, так что причина смерти под вопросом. Она полностью одета, однако есть признаки изнасилования. Вообще случай довольно странный. Купер говорит, что ее убили тридцать шесть часов назад, но тело почти не тронуто насекомыми, да и археологи не могли не заметить ее, если бы она лежала здесь еще вчера.

— Значит, это не место преступления?

— Ни в коем случае, — подтвердила Софи. — На камне никаких следов, даже крови нет. Ее убили в ином месте, потом подержали день-другой и перенесли сюда.

— Нашли что-нибудь?

— Да, — кивнула она. — Даже больше, чем нужно. Похоже, тут тусовалась местная молодежь — окурки, банки из-под пива, жевательная резинка, сигареты с травкой, пара использованных презервативов. После ареста можно проверить находки на связь с подозреваемым — хотя это сущий кошмар, — но, честно говоря, я думаю, что подростки ни при чем. Полно отпечатков пальцев. Заколка для волос. Вряд ли она принадлежала жертве — ее выкопали из земли у основания камня, и, похоже, она пролежала там немало, — взгляните, если хотите. Сомневаюсь, что ее вообще носил кто-то из молодежи: это пластмассовая заколка с красной пластмассовой клубникой на конце — такие обычно надевают детишки помладше.

…светлая волна волос…

Мне показалось, кто-то с силой ударил меня в грудь; я качнулся и чуть не упал, а потом я услышал, как Кэсси быстро говорит Софи:

— Да, наверное, это не ее. У нее в одежде все только синее и белое, даже резинка в волосах. Девочка выдерживала стиль. Но мы все равно проверим.

— С тобой все в порядке? — обратилась ко мне Софи.

— Да, нормально, — ответил я. — Просто мне нужно выпить кофе.

Современная жизнь в быстром, энергичном и заряженном двойным эспрессо Дублине имеет большое преимущество — любую перемену в настроении можно легко оправдать кофейным голоданием. В эпоху чая подобный номер не прошел бы — по крайней мере при нынешнем темпе жизни.

— Я думаю, не подарить ли ему на день рождения хорошую дозу кофеина, — вмешалась Кэсси. Ей тоже нравилась Софи. — Без нее он ни на что не годится. Расскажи ему про камень.

— Да, есть кое-что интересное. Мы обнаружили камень вот такого размера, — она сложила ладони, изобразив предмет приблизительно в восемь дюймов в ширину, — и уверена, что это орудие убийства. Он валялся в траве возле стены. На нем остались волосы, кровь и кусочки кости.

— А отпечатки есть? — спросил я.

— Нет. Лишь пара пятен, но скорее всего это следы перчаток. Самое странное, что камень лежал у стены — вероятно, убийца перебирался через нее со стороны поселка или хотел, чтобы мы так думали, — и что он вообще тащил его с собой. Было бы проще помыть камень и оставить у себя в саду, а не нести вместе с трупом.

— Может, он давно лежал в траве? И преступник уронил на него труп, когда перетаскивал через стену.

— Вряд ли. — покачала головой Софи и слегка двинула ногой, словно толкая меня к каменной глыбе, куда ей хотелось побыстрее вернуться.

Я отвел взгляд. Нет, меня не пугали трупы — видел вещи и похуже. Например, в прошлом году — младенца, которого отец бил до тех пор, пока тот буквально не сломался пополам. Но мне все еще было не по себе, голова кружилась, а предметы расплывались перед глазами. Да, мне и вправду нужен кофе, решил я.

— Кровь была на нижней стороне. А трава под ним совсем свежая, едва примятая; камень там пролежал совсем недолго, — продолжила Софи.

— К тому же в это время рана уже не кровоточила, — добавила Кэсси.

— Да, и еще одно, — сказала Софи. — Взгляни.

Я покорился неизбежности и нырнул под заградительную ленту. Криминалисты отошли в сторону. Это были молодые парни, похоже, стажеры, и я вдруг подумал, какими глазами они смотрят на нас — поживших, сдержанных, опытных людей, поднаторевших в искусстве взрослой жизни. Два невозмутимых детектива, хладнокровно, плечом к плечу, с ничего не выражающими лицами идущие к убитой девочке. — эта картинка меня слегка взбодрила.

HELFpoison

Helfpoison Helfp | @helfpoison-helfp

Helfpoison Helfp

8 Posts Total

0 Property Listings

Add Friend

Message

in ,

Posted 1 Year Ago

8 Posts Total

Это бесчеловечно! — сказала актриса режиссеру. — Я не могу сейчас
работать! Не могу! Не могу…

Она рыдала. Режиссер, поникнув седой кудлатой головой, гладил ее по
мокрой, сиротски-серенькой шалюшке и ничего не говорил.

— Я правда не могу! — взмолилась актриса. — Пощадите !..

И тогда режиссер шевельнул скорбно сжатым ртом и выдавил короткое, но
такое в ту пору распространенное слово:

— Надо!

— Да-да, — покачала актриса головой, — понимаю… — И неуверенно
добавила, что попробует, но не помнит она текст роли и что делать на съемке,
совершенно не знает.

Режиссер засуетился вокруг, с ним, с эпизодом. Что же делать…

Режиссер был опытный и хитрый. Он знал, как и чем отвлечь женщину, да
еще хозяйку, да еще замоскворецкую хлебосолку. Он дал актрисе ножик, мешок с
мелконькой картошкой, какая только в войну вроде и рождается, усадил ее на
скамейку, а сам принялся тихонько расспрашивать про Москву, про сына, про
похороны.

Раз только, в самом начале съемки, когда ослепили ее светом, актриса
зажмурилась, сжала руками голову:

— Что вы со мной делаете? Что вы со мной делаете?! — А потом послушно
стала исполнять свою работу, чистить картошку, и ушла куда-то так далеко,
что актера, игравшего немца, а был он доподлинный немец, предупредили:
“Будьте осторожны. У нее в руках нож…”

Она работала всю ночь, чистила картошку и тихо рассказывала про Москву,
про сына, про похороны, и все, что от нее требовалось, сделала — весь кусок
в фильме был отснят без репетиций и дублей. Когда закончились съемки и
измученные люди повалились спать кто где, режиссер встал на колени перед
актрисой и поцеловал ее руки, вымазанные картошкой:

— Прости!

Она хотела спросить — за что ? Но тут же поняла, что он так все и
задумал — снять ее в потрясении и горе, снять еще “горячей”, значит,
полумертвой, и она только покачала головой, подумав: “Какая жестокая наша
работа!” — а вслух медленно произнесла:

— Бог с тобой. — И слабо, заторможенно пошевелила ртом: — Получилось
ли хоть что? Мне ведь не пересняться. Я умру…

Ту военную картину больше не показывают на экранах, должно быть, лента
износилась от долгого употребления или потеряла она свою силу, но мне все
помнится старая клуня с дырявым верхом, тесно набившиеся в нее бойцы,
слышится вперемешку перестук пулеметов и движка, не гаснет в памяти танец —
голыми ногами, по голой земле и видятся тоже голые, белые от ненависти,
испепе- ляющие глаза русской женщины, которая так умеет страдать, терпеть и
ненавидеть, как никто, наверное, на земле не умеет.
Медвидевы

Медвидев-старший показывал кино на станции Койва и однажды поехал в
город с отчетом.

HELFpoison

Helfpoison Helfp | @helfpoison-helfp

Helfpoison Helfp

8 Posts Total

0 Property Listings

Add Friend

Message

in ,

Posted 1 Year Ago

8 Posts Total

Товарищ капитан-лейтенант, не «заложил», а вовремя по инстанциям просигнализировал; Бумажки – оне подшиваются…

– Во-от кстати! – Лаврик несколько театрально хлопнул себя по лбу, распахнул папочку из кожзаменителя.– Товарищ вице-адмирал, я и забыл о своих прямых обязанностях… Тут у меня оформленный должным образом рапорт, в рамках контрразведывательного обеспечения операции. Рутина, конечно, однако каждая бумажка подшивается… Короче говоря, восемь дней назад капитан второго ранга Панкратов, находясь в городе, продал хозяину ресторанчика «Викторьез» две бутылки водки «Столичная» и четыре баночки черной икры вместимостью пятьдесят граммов каждая, за что получил некоторую сумму денег, конкретно – в фунтах стерлингов. Точная величина суммы в настоящий момент выясняется оперативным путем, но вряд ли это так уж существенно: главное, действия капитана второго ранга Панкратова самым беззастенчивым образом нарушают строгие предписания, перечень коих в моем рапорте приведен. Как вы совершенно справедливо заметили несколько минут назад, есть люди, обязанные реагировать на сигналы, в особенности когда речь идет о членах экспедиции, подобной нашей…

Несколько мгновений Дракон ошарашенно таращился на него, потом, прямо-таки взвизгнув от избытка чувств, хлопнул себя по колену:

– Н-ну, Самарин… Дезу не шьешь?

– Товарищ вице-адмирал! – с видом оскорбленной невинности возопил Лаврик.– Повторяю, речь идет об оперативных данных, добытых с использованием местных источников. Название ресторанчика, имя хозяина, время и место – все полностью соответствует истине. Семьдесят шестой год на дворе, а не какой-то предшествующий… Прошу,– он широким жестом протянул бумагу Дракону.– Нужно будет подшить согласно заведенному порядку, по инстанциям отправить…

Мазур мысленно оскалился – мстительно, недобро. Приходилось признать, что Лаврику они все должны как минимум литр. Конечно, он и себя, любимого, вытаскивал, не такой уж он альтруист, но все равно удачно получилось. Минус на минус дает плюс. Этой бумаженцией Панкратова можно будет заткнуть надолго. Что бы он там про них ни понаписал, Лаврикова «телега» – вещь не в пример серьезнее. Не за то вора бьют, что украл, а за то, что попался.

– Ловко,– с ухмылочкой констатировал адмирал.– Ну, при таком раскладе, думается мне, сведем ситуацию к нулю. Поговорю с товарищем, объясню возможные последствия… Но вы у меня смотрите, кончайте выделываться. Один раз соскочили с карающего органа, в другой раз может и не пройти… Усекли? Всерьез усекли? – И он подпустил в голос того самого командного металла, ясно давшего понять, что малейшая несерьезность неуместна:– Поняли, я вас спрашиваю?

Они молча закивали с приличествующими случаю физиономиями. Мазур понимал: дело и впрямь обстоит крайне серьезно, ребятки тоже это просекли. Но все равно во рту остается явственный привкус дешевого мыла. Не нашкодившие школьники, в конце-то концов, даже не провинившиеся курсанты. Офицеры, которым Родина доверила серьезную работу и государственную тайну. И тем не менее следует постоянно подыгрывать Панкратову по его правилам. Может, и не унизительно, но безусловно неприятно…

– А самое главное я и забыл сказать, товарищ вице-адмирал,– после хорошо продуманной паузы произнес Лаврик.– Ребята нашли на дне что-то, крайне смахивающее на кучку монет, Лымарь их сейчас керосином драит…

– Вот с этого и следовало начинать! – сварливо рявкнул Дракон.

– Где же, когда пошли такие разносы… Обо всем забудешь. Начальство, когда оно тебя разносит, перебивать не положено.

– Точно тебе говорю, далеко пойдешь,– хмыкнул Дракон, снимая увесистую трубку внутреннего телефона.

Лымарь появился через минуту, гордо неся перед собой на плоском фарфоровом блюдечке три кружочка. Пояснил, не дожидаясь вопросов:

– Крайние удалось отколупнуть и кое-как обработать, остальные так пока комком и лежат, часика через полтора отмякнут…

Он звонко плюхнул блюдечко на стол, и все присутствующие, не особенно обращая внимание на субординацию, едва ли не стукнулись лбами, сдвинув головы над тусклыми кружочками. Мазур хорошо рассмотрел профиль человека с жирными щеками и лавровым венком на голове.

– Точно! – ликующе воскликнул Лаврик.– Георг Третий! Две полкроны, серебряных, золотой в полгинеи! Семьсот семьдесят первый… эта тоже… а эта – семьдесят третий. Мне при подготовке так вбили в голову все картинки, аверсы, реверсы, разновидности, что я, наверное, и спросонья на ощупь фартинг от кроны отличу… Все соответствует. Как раз хватило бы времени, чтобы монеты попали сюда в карманах у морячков…

– Не спеши,– сказал Дракон задумчиво.– Дырочку для ордена нужно вертеть не заранее, а только после вручения… То, что время соответствует, ни о чем еще не говорит. Английских, как и прочих кораблей здесь ходило немеренное количество. И то, что именно эта кучка – с «Агамемнона», еще не факт… Где нашли?

Морской Змей старательно показал на огромной карте.

– Вообще-то, приблизительно соответствует заданному квадрату,– констатировал Дракон.– Но в том-то и дело, что – приблизительно.

– Точного места вообще никто не знает.

– Ну, я и говорю…– Адмирал встряхнул блюдечко, так, что монеты жалобно брякнули.– Ладно, отнесемся к этому спокойно. Не будем бросаться в любые крайности. Это может оказаться и «Агамемнон». С тем же успехом монеты могут происходить с борта французского или индийского пирата, который где-то грабанул англичанина и вытряс карманы. Будем искать дальше… Да, я же вам не сказал. Судно уходит на стоянку, пару дней проведем в порту. Топливом заправиться, водички подлить и все такое прочее. Черт с вами, в город я вас и на сей раз выпущу, можете поглазеть на экзотику и пропустить баночку пивка… но если кто-то хоть один опять влипнет в историю, пусть и пустяковейшую, вся банда надолго останется без берега. Уж если вы мне суете круговую поруку, я вас таковой же повяжу, и не благодарите старого садиста, не за что… Вопросы есть? Вон Мазур что-то рот многозначительно разевает, как та рыбка из детского стишка… Ну?

– Товарищ вице-адмирал…– медленно сказал Мазур.– А что, если фрегат все-таки булькнул в батиаль?[2] Мало ли куда его могло забросить штормом… Я не говорю, что надоело работать, боже упаси, просто задумываешься иногда: не пустышку ли тянем?

– Резонно,– подумав, сказал адмирал.– Судя по лицам, наш юный старлей выразил общее мнение… Да? Ну что ж, вопрос, конечно, резонный. Место утонутия никому толком не известно, корабль мог и в батиаль булькнуть, и на абиссаль уйти… Только решать тут не нам, коли уж командование приказало копать канаву от забора и до заката, то выполняться приказ будет в точности. Там,– он ткнул в потолок толстым пальцем,– решат. Когда надо. От нас в данном случае ничего не зависит.– Он придвинул к себе блюдечко, поколупал ногтем лик незадачливого короля Георга.– Ишь, в лавровом листе, а ведь Америку просрал, токарь несчастный… Ладно, господа офицеры, я вас больше не держу. Грядите себе и постарайтесь употребить личное время с пользой, без всяких там презервативов, х-ха…

HELFpoison

Helfpoison Helfp | @helfpoison-helfp

Helfpoison Helfp

8 Posts Total

0 Property Listings

Add Friend

Message

in ,

Posted 1 Year Ago

8 Posts Total

В прощЕный день приходят с окрестных деревень и с кирпичного завода
люди, бросают в воду крупу, крошат яичко, хлебушко щипают.

Под тополями, под водой кладбище.

Когда заполнялось Камское водохранилище, большой штурм был. Множество
людей и машин сгребали лес, дома, осиротевшие постройки и сжигали их. Костры
были на сотни верст. Тогда же и упокойных перемещали на горы.

Это кладбище рядом с поселком Ляды. Невдалеке отсюда, в селе Троица,
жил и работал когда-то вольный, удалой поэт Василий Каменский.

На лядовском кладбище тоже велась работа перед заполнением своедельного
моря. Быстрая работа. Перетащили строители в гору с десяток свежих домовин,
заверились справкой из сельсовета о выполненном обязательстве, магарыч по
случаю благополучно завершенного дела распили и уехали. Тополя кладбищенские
под воду пошли, и могилы — под воду. Костей потом много на дне белело. И
рыба тут косяком стояла. Лещи большие. Рыбу местные жители не ловили и
наезжим людям ловить не давали. Греха боялись.

А потом упали засохшие тополя в воду. Первым тот упал, что со
скворечником стоял, самый он старый, самый костлявый и самый горестный был.

Новое кладбище на горе образовалось. Его давно уже травою затянуло. А
деревца ни одного там нет, даже кусточка ни единого. И ограды нету. Поло
кругом. Ветер с водохранилища идет. Травы шевелит и свистит ночами в
крестах, в деревянных и железных пирамидках. Пасутся здесь ленивые коровы и
тощие козы в репьях. Жуют они травку и венки пихтовые с могил жуют. Среди
могил, на хилой траве, не ведая ни трепета, ни страха, валяется молодой
пастух и сладко спит, обдуваемый ветерком с большой воды.

И рыбу начали ловить там, где упали тополя. Пока наезжие, незнающие
люди ловят, но и местные жители скоро начнут.

Уж очень здорово вечерами в парную погоду берет лещ на этом месте…
Звезды и елочки

В Никольском районе, на родине покойного поэта Яшина, я впервые увидел
звездочки, прибитые к торцам углов сельских изб, и решил, что это
пионеры-тимуровцы в честь какого-то праздника украсили деревню…

Зашли мы в одну избу испить водицы. Жила в той деревянной избе, с низко
спущенными стропилами и узко, в одно стекло, прорубленными окнами,
приветливая женщина, возраст которой сразу не определить было — так скорбно
и темно лицо ее. Но вот она улыбнулась: “Эвон, сколько женихов-то мне сразу
привалило! Хоть бы взяли меня с собой да заблудили в лесу…” И мы узнали в
ней женщину, чуть перевалившую за середину века, но не раздавленную жизнью.

Женщина складно шутила, светлела лицом и, не зная, чем нас угостить,
все предлагала гороховые витушки, а узнавши, что мы никогда не пробовали
этакой стряпни, непринужденно одарила нас темными крендельками, высыпав их с
жестяного листа на сиденье машины, уверяя, что с такого кренделя в мужике
дух крепкий бывает и на гульбу его тянет греховодную.

HELFpoison

Helfpoison Helfp | @helfpoison-helfp

Helfpoison Helfp

8 Posts Total

0 Property Listings

Add Friend

Message

in ,

Posted 1 Year Ago

8 Posts Total

А потом она непринужденно склонила голову ему на плечо, потерлась щекой… Мазур уже готов был воспарить на седьмое небо, но почти сразу же отметил: она вовсе не отвечала разнеженно на его нехитрые поползновения, она попросту притворялась, что беззаботно льнет к кавалеру, а сама, чертовка очаровательная, то и дело кидала украдкой назад быстрые, цепкие взгляды…

Он разочарованно вздохнул про себя – а ведь так обнадежился поначалу… И тут же посерьезнел. Склонившись к ее ушку, украшенному жемчужинкой в серебре, шепотом поинтересовался:

– Что, хвост?

– Кажется, – прошептала она в ответ. – Попробуй оглянуться, только, я тебя умоляю, непринужденно, не пялься открыто…

Сочетая приятное с полезным, он выпрямился на сиденье, повернул девушку лицом к себе и, самым естественным образом поцеловав в уголок рта, бросил взгляд назад.

Замерев в этом положении, вскоре убедился, что дело и впрямь нечисто.

Старенький белый «ситроен» подозрительно четко и упрямо держал неизменную дистанцию, поместившись за велорикшей метрах в сорока. Понаблюдав пару минут, Мазур убедился в этом совершенно точно. Движение на окраине было не таким уж и оживленным, белая машина сто раз могла бы их обогнать, свободного места для такого маневра хватало – но «ситроен» держался сзади, как приклеенный.

– Белый «ситроен»? – прошептала Мэй Лань, прилежно замерев в его объятиях.

– Ага, – сказал Мазур. – Это опасно?

– Пока что это только надоедливо… Ладно, черт с ними… Ты, главное, в случае чего не церемонься, бей от души…

Рикша остановился у тротуара и, получив плату от Мазура, низко ему поклонился. Мазур не стал читать ему лекцию о пролетарской гордости – и принятая на себя роль не позволяла, и осталось стойкое впечатление: этот парень и понятия не имел, что является натуральным пролетарием. Дикий народ, что поделаешь, не подкован в единственно верной теории…

– Ты актером никогда не был? – поинтересовалась Мэй Лань, быстрыми легкими движениями поправляя волосы.

– Бог миловал, а что?

– Очень уж натурально изображаешь влюбленного…

– А если я и вправду влюблен, хозяйка, нонья Мэй? – спросил Мазур. – С первого взгляда, безответно и нежно?

Девушка окинула его скептическим взглядом, фыркнула и отвернулась. Поодаль стоял белый «ситроен», и помещавшиеся там два субъекта не делали ни малейших поползновений вылезти наружу.

Мэй Лань положила ему руку на плечо, придвинулась вплотную. Со стороны это опять-таки выглядело так, словно влюбленные голубки беззаботно нежничают.

– Слушай внимательно, – сказала девушка. – Боссом будешь ты, понял? Ты ни словечка не знаешь по-английски, я просто переводчица, ясно? Тарахти мне с важным видом что-нибудь, а я буду нести такую же ахинею…

– На каком языке? – чуточку растерялся Мазур.

– Да на своем исландском, мудрила! Кто его здесь знает? Ну, ты все понял?

– Что тут непонятного?

– Тогда пошли.

Она взяла Мазура за руку и направилась к кирпичному трехэтажному зданию еще голландской постройки, украшенному вывеской «Отель „Фельдмаршал“». Даже Мазур, человек здесь случайный, без труда определил, что обшарпанное здание никак нельзя отнести не только к шикарным, но хотя бы к третьеразрядным заведениям. Быть может, в колониальные времена отель и мог, не теряя достоинства, осчастливить своим постоем какой-нибудь фельдмаршал, но сейчас сюда было определенно не загнать уважающего себя лейтенанта. Сто лет не мытые окна, кожура от фруктов на тротуаре, прямо перед входом, мятые субъекты, кучковавшиеся у крыльца, до жути напоминают отечественных алкашей со скудной копеечкой, ищущих, с кем бы сброситься, а профессию вон тех трех дамочек может безошибочно определить даже новый в здешних местах человек…

Пройдя сквозь строй цепких любопытных взоров искоса, они вошли в вестибюль, отмеченный той же унылой печатью упадка и захламленности. Даже портье за стойкой был какой-то неухоженный и отчужденный, словно его через пару часов должны были выпнуть отсюда по тридцать третьей статье, и ему на все отныне плевать.

При появлении новых лиц он, впрочем, чуточку оживился, с надеждой вопросил:

– Номер на час, туан, нонья?

«А хорошо бы», – мечтательно подумал Мазур. Даже учитывая здешние пещерные условия, к коим вряд ли подходит понятие «комфорт», неплохо бы…

Увы, чудес на свете не бывает – Мэй Лань, смерив пожилого грязнулю возмущенным взглядом, сухо поинтересовалась:

– Господин Багрецофф, двести восьмой?

Портье зевнул:

– Сидит в ба-аре, нонья… если еще сидит, а не лежит…

Мэй Лань, независимо вздернув подбородок, обошла стойку и направилась в широкий проем. Мазур заторопился следом.

Нельзя сказать, чтобы бар моментально являл входящим яркие картины разврата, порока и разложения. Он попросту был убогим, захламленным, до одури похожим на дешевую забегаловку на просторах родного Отечества, – разве что здесь гомонили на непонятных языках, этикетки на бутылках были другие, непривычные, и музыка из старенького музыкального автомата звучала самая что ни на есть экзотическая. А во всем остальном – полная аналогия. Совершенно по-расейски сосали спиртное субъекты разного цвета кожи и разреза глаз, что-то втолковывая друг другу, ссорясь, бахвалясь, хныкая и грозя. И официантка из местных, затурканная и обозленная на весь белый свет, казалась своей. Табачный дым коромыслом, пьяные слезы и пьяный смех… Удивительным образом Мазур вдруг ощутил себя дома, и это наваждение не сразу прошло.

Мэй Лань, брезгливо покривив полные губы, высмотрела свободный столик и решительно провела туда Мазура. Официантка подбежала на удивление резво – должно быть, нездешний вид сих молодых людей разбудил в ней надежду на чаевые. Правда, заказ ее явно обескуражил спартанской простотой – но она без скрипа приперла две бутылочки пива и разочарованно удалилась. Стаканы были, в общем, чистые, бывало и хужее…

– И что дальше? – тихо спросил Мазур.

– Подожди, попробую его высмотреть… Ага, вон он…

Мазур присмотрелся. Субъект лет шестидесяти, выглядевший так, словно его последние пару часов крутили в стиральной машине, не сняв предварительно одежды, сидел за хлипким столиком в гордом одиночестве, подперев голову руками, вперив замутненный взор в наполовину опорожненную бутылку с чем-то прозрачным так, словно, буквально приняв известную латинскую пословицу, пытался усмотреть в сосуде некую истину. Физиономия унылая, исполненная житейской безнадежности.

– Сейчас я его вытащу, – сказала Мэй Лань, встала и энергично направилась к незнакомцу.

HELFpoison

Helfpoison Helfp | @helfpoison-helfp

Helfpoison Helfp

8 Posts Total

0 Property Listings

Add Friend

Message

in ,

Posted 1 Year Ago

8 Posts Total

“И не по уму!” — добавлю я от себя.
Вкус талого снега

Лет уже тому… много лет, кажется, век назад, сидел я на склоне Урала,
на старых вырубках с ружьем среди пеньев и кореньев, слушал и не мог
наслушаться весеннего разгульного хора птиц, от которого качалось небо.
Земля и всЕ на ней замерли, не шевелились, веточкой единой не качали, дивясь
тому чуду, тому празднику, которому сама же она и была творцом.

Утро пролетело, туманы осели, солнце поднялось высоко, но птицы все не
унимались, и меж пеньев, кореньев и кустов все шипели, все уркали и
воинственно подпрыгивали распетушившиеся косачи.

Поднявшись из засидки, я тут же подрубленно осел — занемели ноги.
Много я часов просидел, от темнозори до солнца, и не заметил времени. И
только сделал я шаг, из-под ног моих, затрещав крыльями, черной бомбой
катнулся косач, ткнулся в одинокую березу и вытаращился на меня.

Я выстрелил. Косач, ударяясь о ветви, клубя перо, покатился вниз,
захлопался под березой, и только протянул я руку, чтобы взять птицу, как
услышал над головой мелкую сыпь и щелчки дождя. Я поднял голову — небо было
чисто, солнечно, однако в лицо мне, сгущаясь, падали и падали капли,
облизнувшись, я почувствовал вкус талого снега, слабенькую, нежную сладь на
губах и понял — это сок, березовый сок.

Падая вниз, косач выбил из пазухи березы, оторвал от ствола ветку, да и
дробью пробило белую кору, и дерево тут же заплакало, зачастило слезами,
будто нутром и кожей предчувствовало, что следующей весной с самолетом
обсыплют порошком эти бесконечные вырубки, эту землю, на которой природе
почти удалось залечить раны и нарожать зверюшек, птиц и разной живности.

Сам охотник будет идти в полуубитых молодых зарослях по щиколотки в
пере и плакать, слыша, как хрустят под сапогами хрупкие косточки, и со
смятением в сердце думать о будущем. Брызнет ли березовый сок в лицо
детишкам нашим и внукам, почувствуют ли они пенную сладость талого чистого
снега на губах, услышат ли пенье птиц, да такое, что от него даже качается
небо и забывается земля хмельная, ошалелая от вешнего удальства и разгула?
Мелодия

Пестрый лист. Красный шиповник. Искры обклеванной калины в серых
кустах. Желтая хвойная опадь с лиственниц. Черная, обнаженная в полях земля
под горою. Зачем так скоро?!
Строка

Опять пришла зима. Холодно. Эта строка приснилась мне теплой летней
ночью.
Приветное слово

Холодно. Ветрено. Конец весны, а приходится на прогулку прятаться в
лес.

Иду. Кашляю. Скриплю. Надо мной пустынно шумят березы, никак не
разрождающиеся листом, сережками лишь обвешанные и щепотками зеленых почек
осененные.

HELFpoison

Helfpoison Helfp | @helfpoison-helfp

Helfpoison Helfp

8 Posts Total

0 Property Listings

Add Friend

Message

in ,

Posted 1 Year Ago

8 Posts Total

Заспанный капитан нашего катера засуетился, велел подымать якорь — и
мы поспешно двинулись на грузном судне вослед за легкой, веселой “Синичкой”.
Знак милости

На далеком-далеком берегу озера Хантайки, там, где уже кончается земля
и нет никакого населения, живут молодые парни. Они ушли от этого оголтелого
и усталого мира на природу, первозданную, мало еще побитую и не испорченную.
Они ловят рыбу, добывают зверьков ровно столько, чтоб хватило на нехитрое
пропитание и одежду.

Сюда, в эти дивно красивые и суровые края, тоже проникает рука
браконьера, чаще всего высоковельможного, владеющего воздушной и водяной
техникой. Парни не дают браконьерить никому, в том числе и современным
вельможам. Те обещают снять их с берега, вытурить из лесов и потихоньку, но
умело — опыт-то по изводу честных людей в нашей доблестной державе,
особенно в этих местах каков! — выживают их с Хантайки.

Но пока еще не выжили…

По берегу, по плодоносному песку или дресвянику, в крошеве камешника
растут яркие, крупные цветы, россыпью — черничник, голубика и дивная ягода
севера — княженика. Эта неженка, цветущая неброским розовым цветком, растет
всюду островками, загорожена тонкими жердочками и ветвями, над нетолстыми
пеньками стоят связанные треугольником жердочки. Бывали тут разные людишки,
секли реденький, стойкий лесок бездумно, что поближе, что топору сподручней,
оголили мыс, но природа не сдается. В раскоренье пеньев, которые часто не
толще человеческого кулака, вдруг зашевелится куропашечным птенчиком,
задрожит пушком хвои побег лиственницы — основного здесь дерева, годного на
стройматериалы, на топливо, на дрова, на жерди, на плахи для ловушек, и
погибнуть тому росточку, что и птенцу лесотундры, суждено чаще, чем выжить.

Парни-первопоселенцы над каждым побегом поставили треугольники —
смотри, человек и зверь, не наступи на лесного младенца, не растопчи его —
в нем будущая жизнь планеты.

“Добрый знак жизни — их так мало осталось и еще меньше появляется
вновь, — глядя на те жердяные треугольники, под которыми растут малые
деревца, — подумал я. — Сделать бы их экологическим знаком нашего
сибирского края, может, и всей страны, может, и всего мира”.

Между тем парней-то дотаптывают потихоньку, с места сживают —
перестали принимать у них рыбу, грозятся на пушнину договор не заключать.
Парни подумывают в Канаду махнуть, там обжить таежное или тундряное место, и
кто молча и зло, кто доброжелательно и сочувственно в спину подталкивают:
“Вот и поезжайте подалее, не раздражайте наш люд бескорыстием своим,
самостоятельностью этой, не по сердцу она нам”.

“И не по уму!” — добавлю я от себя.
Вкус талого снега

Лет уже тому.

HELFpoison

Helfpoison Helfp | @helfpoison-helfp

Helfpoison Helfp

8 Posts Total

0 Property Listings

Add Friend

Message

in ,

Posted 1 Year Ago

8 Posts Total

Липнет паутина к лицу. Заденешь, раздерешь паутину
— и в сырую траву горохом осыпаются пауки. Путаясь в смятой паутине, они
часто и беспомощно перебирают закорючинками лапок.

А ведь в только что растянутой паутине, в сложных и мудрых
хитросплетениях ее они жили, кого-то сторожили и чувствовали себя
по-хозяйски дома.

Нарушился порядок. Не стало гармонии. Рухнул паучий мир, выпало звено
из природой отлаженной жизни, лопнула еще одна ее тонкая струна.

Я смотрю на железнодорожный мост, мерцающий сплетениями паутины над
широкой рекой, и вижу, как быстро-быстро по его нитям перебирается
многолапый и мно- горукий паук.
Первовестник

Маленькая звездочка на длинной цветоножке, белые, нежно пахнущие
лепестки с розовинкой — это лесная ветреница — первовестница весны.

Корень у нее крупнее и крепче цветка, сок жгуч, почти ядовит.

Ветреницей лечат суставы — много сил набирает из земли корень
ветреницы, будто знает, что ждут его люди не только с радостью, но и с
надеждой на выздоровление.
Синий свет

Синий свет небес. Синий дым над горами. Перетомленная в летнем зное,
дышит миротворно земля спелостью трав и лесов, дышит, будто сдобный каравай,
вынутый из русской печи.

Но прохладнее ночи. Обильнее росы. Крупнее ночные звезды.

Лето ушло за середину.
“Синичка”

Нет более унылой, тоску нагоняющей реки, чем северная мутная Обь с ее
низкими, однообразными берегами.

Но вот на кисельной воде Оби сверкнула искорка, лучше сказать
по-ранешнему — зга, и стала разгораться, заполнять собой пространство,
приближаться к нам. Беленькая-беленькая, маленькая-маленькая, словно
игрушечная, баржа-наливайка встретилась нам, проскользнула вдаль, махнув по
левому борту белым флажком.

Название баржи — “Синичка”.

И все осветилось вокруг ясным светом, все заиграло, запело, и Обь
потекла быстрее, и солнечные пятна заиграли на воде, пронзило солнцем
высокие, на бамбук похожие тальники по берегам.

Заспанный капитан нашего катера засуетился, велел подымать якорь — и
мы поспешно двинулись на грузном судне вослед за легкой, веселой “Синичкой”.
Знак милости

На далеком-далеком берегу озера Хантайки, там, где уже кончается земля
и нет никакого населения, живут молодые парни. Они ушли от этого оголтелого
и усталого мира на природу, первозданную, мало еще побитую и не испорченную.
Они ловят рыбу, добывают зверьков ровно столько, чтоб хватило на нехитрое
пропитание и одежду.

HELFpoison

Helfpoison Helfp | @helfpoison-helfp

Helfpoison Helfp

8 Posts Total

0 Property Listings

Add Friend

Message

in ,

Posted 1 Year Ago

8 Posts Total

Нам захочется остановиться, побыть наедине с собой, заглянуть в глубину
себя.

Но и это робкое желание невыполнимо. Остановиться уже невозможно. Мы
мчится, бежим, рвем, копаем, жжем, хватаем, говорим пустые слова, много,
очень много самоутешительных слов, смысл которых потерян где-то в
торопливой, гомонящей толпе, обронен, будто кошелек с мелочью. Воистину как
в шотландской пословице: “Чем хуже дела в приходе, тем больше работы
звонарю…”

Ах, если бы хоть на минуту встать, задуматься, послушать себя, душу
свою, древнюю, девственную тишину, проникнуться светлой грустью бледного
листа — предвестника осени, еще одной осени, еще одного, кем-то означенного
круга жизни, который совершаем мы вместе с нашей землею, с этими горами,
лесами, и когда-то закончим свой век падением, скорей всего не медленным, не
торжественным, а мимоходным, обидно простым, обыденным — на бегу вытряхнет
из себя толпа еще одного спутника и умчится дальше, даже не заметив утраты.

Притихла земля. Притихли леса и горы. Воссияло всей глубиной небо, чтоб
отражение листа в нем было нескончаемо, чтоб отпечатался его лик в
беспредельности мироздания, чтоб сама земля, приняв форму листа, похожего на
слабое человеческое сердце, легко и празднично кружилась среди звезд, планет
и там продолжилась в стремительном движении неведомых нам миров.

Я разжал ладонь. Лист еще жил, слабо дыша воедино сплетенными жилками,
однако не впитывал света, тепло солнца не проникало в глубь его. Все силы
листа растратились на чуть желтоватый, бледный цвет, на этот краткий и
бесконечный миг падения к подножию дерева.

И возникла простая и такая будничная мысль: пока падал лист, пока он
достиг земли, лег на нее, сколько же родилось и умерло на земле людей?
Сколько произошло радостей, любви, горя, бед? Сколько пролилось слез и
крови? Сколько свершилось подвигов и предательств? Как постигнуть все это?
Как воссоединить простоту и величие смысла жизни со страшной явью бытия?

Осторожно прижав выветренный лист к губам, я пошел в глубь леса. Мне
было грустно, очень грустно, хотелось улететь куда-то. Показалось даже, что
у меня за спиной крылья и я хочу взмахнуть ими, подняться над эемлею. Да
пересохли, сломались и отмерли мои крылья. Никогда не улететь мне. Остается
лишь крикнуть что-то, душу рвущее, древнее, без слов, без смысла, одним
нутром, одним лишь горлом, неизвестно кому, неизвестно куда, жалуясь на еще
один, улетевший беззвучным бледным листком год жизни. Сколько их еще
осталось? Сколько еще предстоит томиться непонятной человеческой тоской и
содрогаться от внезапности мысли о тайне нашей жизни? Страшась этой тайны,
мы все упорней стремимся ее отгадать и улететь, непременно улететь куда-то.
Быть может, туда, откуда опали живым листом, в пути обретшим форму
человеческого сердца, чтобы зеленью устелить планету, объятую пламенем,
сделать ее живодышащей, цветущей или дожечь в слепом, безумном огне и
развеять пепел в немой бесконечности?

Кто скажет нам об этом? Кто утешит и успокоит нас, мятущихся,
тревожных, слитно со всей человеческой тайгой шумящих под мирскими ветрами и
в назначенный час, по велению того, что зовется судьбою, одиноко и тихо
опадающих на землю?
Паутина

Грибное предосенье.

HELFpoison

Helfpoison Helfp | @helfpoison-helfp

Helfpoison Helfp

8 Posts Total

0 Property Listings

Add Friend

Message

in ,

Posted 1 Year Ago

8 Posts Total

Земля наша справедлива ко всем, хоть маленькой радостью наделяет она
всякую сущую душу, всякое растение, всякую тварь, и самая бесценная,
бескорыстно дарованная радость — сама жизнь! Но твари-то и, прежде всего,
так называемые разумные существа не научились у матери-земли справедливой
благодарности за дарованное счастье жизни. Людям мало просто жить, просто
радоваться: к сладкому им подавай горькое, а лучше — кровавое, горячее, они
сами над собой учиняют самосуд: сами себя истребляют оружием, но чаще
словом, поклонением богам и идолам, которых сами же и возносят, целуют им
сапоги за то, что те не вдруг, не сразу отсекут им головы или щедро бросят
отобранный у них же кусок хлеба в придорожную пыль.

Их были тысячи и тысячи, ублюдков, психопатов, чванливых самозванцев. И
все они, начиная от инквизитора Торквемады, дубиной проламывавшего
неразумным черепa, чтобы вбить в них самую справедливую веру в Господа Бога,
от конквистадоров, миссионеров и всевозможных благодетелей, пекшихся о
“свободе” и “чистоте души” человеческой, до припадочного фюрера и великого
кормчего, — упорно пытались искоренить “людские заблуждения”. Всего лишь
миг космического времени разделил Божьего слугу с Пиренейского полуострова
от современных чванливых сверхвождей, но эти вместо Бога вбивали уже себя, и
не дубьем — новейшим оружием и всею той же, вроде бы ветхой, однако во все
времена пригодной моралью: дави слабого, подчиняй и грабь ближнего.

Повторялись “благодетели”, повторялся смысл и дух новых нравоучений, от
которых все так же отвратительно смердило древней казармой и балаганом, но
лист, оставаясь листом, никогда и ни в чем не повторялся. Даря земле, тайге,
березе и себе радость вечного обновления, он расцветом и сгоранием своим
продолжался в природе. Увядание его — не смерть, не уход в небытие, а всего
лишь отсвет нескончаемой жизни. Частица плоти, тепла, соков и этого вот
махонького листа осталась в клейкой почке, зажмурившейся скорлупками ресниц
до следующей весны, до нового возрождения природы.

Падает лист, маленький, бледный. Наступает еще одна осень, всегда
пробуждающая потребность в самоочищении. Пройдет неделя-другая, и всем
ударам себя подставившая придорожная береза отодвинется от леса, от мира, от
людей. Да, она будет стоять все тут же, все так же, на виду, и в то же время
сделается отчужденной, в себя самое погруженной, и лес по горам оцепенеет в
неслыханно ярком наряде, все силы, всю свою мощь, всю тихую тайну выставив
напоказ.

Скорбь уходящего лета напомнит нам о наших незаметно улетающих днях;
что-то древнее, неотступное стронется в нас, замедлится ход крови, чуть
охладится, успокоится сердце, и все вокруг обретет иной смысл и цвет.

Нам захочется остановиться, побыть наедине с собой, заглянуть в глубину
себя.

Но и это робкое желание невыполнимо. Остановиться уже невозможно. Мы
мчится, бежим, рвем, копаем, жжем, хватаем, говорим пустые слова, много,
очень много самоутешительных слов, смысл которых потерян где-то в
торопливой, гомонящей толпе, обронен, будто кошелек с мелочью.

HELFpoison